ПУБЛИКАЦИИ В СМИ

Леонид Большов: наш чернобыльский опыт – уникальная вещь

Источник: РИА Новости

Скорбную дату отмечают в России, Белоруссии и на Украине 26 апреля 2013 года — 27-я годовщина аварии на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС. За годы, прошедшие с этого момента, российские ученые накопили уникальный опыт ликвидации последствий и прогнозирования тяжелых аварий на атомных станциях. Этот опыт пригодился в России для оценки последствий второй атомной аварии — на японской АЭС "Фукусима-1". О том, насколько российские знания о мирном атоме востребованы в мире, РИА Новости рассказал директор Института проблем безопасного использования атомной энергии РАН, член-корреспондент РАН Леонид Большов.

— Леонид Александрович, за все время существования ИБРАЭ часто ли к вашему опыту обращались зарубежные коллеги, просили показать, что делать в кризисных ситуациях на АЭС, как готовиться к тяжелым авариям?

— Институт в этом году будет отмечать 25-летие, и с первых лет существования мы делились опытом с разными организациями в самых разных странах. В 1989 году первый содержательный и во многом неформальный обмен мнениями о всех сторонах Чернобыльской аварии был организован именно ИБРАЭ в Дагомысе. Уже долгие годы мы сотрудничаем с французским Институтом радиационной защиты и ядерной безопасности, с американской Комиссией по ядерному урегулированию, немецким Обществом реакторной безопасности. К примеру, одно из национальных французских учений "Беккерель" в 1990-х годах, в ходе которого моделировался взрыв исследовательского реактора в Сакле рядом с Парижем, было разработано по сценарию, который мы подготовили вместе с французскими коллегами, используя весь свой чернобыльский опыт.
И надо сказать, что погружение участников игры вот в ту реальность, которая была во многом воссоздана на основе чернобыльского опыта, привело к вскрытию серьезных проблем во французской системе реагирования на радиационные аварии. Для США мы усовершенствовали большое количество специальных компьютерных кодов по тяжелым авариям на АЭС. Один из кодов с названием "Мелкор" был просто заново переписан ИБРАЭ в сотрудничестве с Сандийской национальной лабораторией. С Министерством энергетики США, офисом по международному сотрудничеству в области аварийного реагирования мы совместно совершенствуем мировую систему аварийного реагирования. В качестве примера могу сообщить, что разработанный у нас "Словарь для помощи взаимодействия с общественностью и прессой во время аварии" оказался очень востребованным в США.

— Авария на ЧАЭС, затем авария в Японии — пригодились ли чернобыльские знания на Фукусиме?

— Сложный вопрос, он требует некоторого погружения в историю. Дело в том, что на протяжении долгих десятилетий, фактически с самого начала развития атомной энергетики, в ситуации тяжелой аварии ставилась основная задача — защита работников АЭС и населения, живущего вокруг атомной станции. Опыт всех прошедших аварий, включая фукусимскую, показал, что цель поставлена не точно. За все время существования атомной энергетики, с учетом всех известных нам тяжелых аварий, медицинские последствия, ну несравнимо, на порядки меньше, чем в любой другой энергетике или промышленности. И тем не менее о техногенных авариях и природных катастрофах мы забываем очень быстро, а аварии радиационные оставляют глубокий шрам в истории страны и всего человечества на долгие годы. Причина вовсе не в медицинских последствиях, а в колоссальной встряске, которой подвергается все общество — социальной, экономической, психологической и даже политической. Поэтому, вводя в строй новые станции, создавая систему аварийного реагирования, нужно этот фактор обязательно учитывать.
Давайте посмотрим на ситуацию в Японии. Население региона вокруг АЭС "Фукусима-1" никоим образом не пострадало от аварии, радиационные дозы у людей нулевые, и это признали самые консервативные международные организации, американское агентство по охране окружающей среды, наиболее, так сказать, "зеленые" из всех американских правительственных структур. Но осознание того факта, что самое страшное в аварии на АЭС это не радиационные последствия, а несоизмеримая реальной опасности паническая реакция общества и радиофобия, постепенно приходит. 26 апреля я буду в Японии выступать на Атомном индустриальном форуме с пленарным докладом по всем этим темам. Буду встречаться с вновь образованной комиссией по ядерному урегулированию Японии, которая в июле должна утвердить новые правила по безопасности и в течение трех лет оценить все блоки японских АЭС по этим новым правилам.

— Думаете, что это приведет к восстановлению статуса атомной энергетики в Японии?

— Я думаю, что по итогам они восстановят работу большей части японской атомной генерации, поскольку страна без этого бедствует.

— Первое время после аварии японцы не хотели приглашать наших специалистов, ну это известная история. В 2012-м и в начале 2013 года ситуация начала меняться в лучшую сторону, вот уже и вас пригласили на форум. Как идет выстраивание работы, пусть не глобально между Росатомом и Японией, а в принципе между ученым сообществом, занимающимся в России проблемами ядерной безопасности, в том числе авариями, и японскими учеными?

— Здесь нужно учитывать менталитет островной страны, которая привыкла в очень непростых природных условиях добиваться успеха, опираясь только на собственные силы. Поэтому признать, что в какой-то научной области знаний и умений недостаточно — для японцев очень не просто психологически. Первое время они не только от нашей помощи отмахивались, от помощи всего мира отказывались, только когда приперло, какое-то оборудование потребовалось, которого не было, какие-то специфические знания, они начали обращаться. А начиная с 2012 года, когда на правительственном уровне было принято решение, что нужно овладевать мировым опытом, в Россию и к нам в ИБРАЭ потянулись делегация за делегацией.
Интересно, что в 1999 году, когда в Японии произошла авария на ядерном объекте Токаймура, в Кризисном центре ИБРАЭ всю ночь просидел министр по науке японского посольства. Есть у них такая должность при посольстве, соответствующая у нас советнику по науке. И прогноз, который мы достаточно быстро подготовили по развитию событий на ядерном объекте, получая и перерабатывая информацию километровыми факсами по-японски, его очень сильно впечатлил. Дело в том, что мы совершенно точно предсказали все, что у них там будет происходить, и дали очень четкие рекомендации, в том числе выступили против эвакуации людей, что уже готовы были сделать местные власти.
Поэтому наш чернобыльский опыт, а я имею в виду российских ученых в целом, не только ИБРАЭ, — это вообще уникальнейшая вещь. Такого нет ни у кого. Конечно, я очень хочу, чтобы никогда больше аварии, подобные на ЧАЭС, и вообще любые радиационные инциденты не случались. Но я реалист и понимаю, что это вряд ли возможно. С другой стороны, хочу совершенно точно сказать — подобные происшествия нас врасплох уже не застанут.

http://www.atomic-energy.ru/interviews/2013/04/29/41397