Русский / English

ИНСТИТУТ ПРОБЛЕМ БЕЗОПАСНОГО РАЗВИТИЯ АТОМНОЙ ЭНЕРГЕТИКИ
РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

Новости » Публикации в СМИ

ПУБЛИКАЦИИ В СМИ

12.12.2019

Мифы о радиации играют против государства

Интервью научного руководителя ИБРАЭ РАН академика Л.А. Большова обозревателю информагентства «РИА Новости» Андрею Резниченко

Нынешний год был полон разнообразных значимых событий в российской атомной отрасли. По традиции в самой отрасли и вместе с ней работают ученые, определяющие прогресс технологии, обеспечивающие безопасность. Помимо своей основной работы на них ложится общественная нагрузка по разъяснению населению, есть или нет оснований бояться мирного атома. А поводов для выступлений экспертов хватает – достаточно вспомнить не только Чернобыль или Фукусиму, но и сравнительно недавнюю ситуацию с радиоактивным рутением, обнаруженным в воздухе над разными странами. Ведущий мировой специалист в этой области, научный руководитель Института проблем безопасного развития атомной энергетики Российской академии наук (ИБРАЭ РАН) академик Леонид Большов рассказал РИА Новости, какой опыт работы с людьми накопил институт, созданный вскоре после чернобыльской аварии, как ученые помогли погасить необоснованную шумиху вокруг рутения и каким образом американский сериал о событиях 1986 года сыграл против российского государства.

А.Р. — Леонид Александрович, давайте оглянемся на тридцать с лишним лет назад. С какими основными вызовами столкнулся институт в начале своей работы в конце 1980-х годов и в чем заключается главный опыт, с тех пор накопленный вашими специалистами применительно к работе с населением по теме радиационной безопасности?

Л.Б. — В 1986 году в СССР была государственная организационная система, позволявшая ликвидировать последствия чернобыльской аварии. Но система научной поддержки этих работ, как выяснилось, была оторвана от власти, и поэтому на начальной стадии работ руководством страны был допущен целый ряд ошибок.

Те, кто постарше, помнят из личного опыта, что в первые дни после аварии был полный молчок, кто имел отношение к этой теме, друг другу под большим секретом сообщали о случившемся. А потом, когда открылись каналы информации, заговорили не только специалисты, но заговорили и те, которые профессиональными атомщиками не являлись, но которым нужно было из этой ситуации извлечь политические выгоды.

В результате, после того, как эти люди без каких-либо научных оснований преувеличили последствия аварии, были приняты неправильные законы, в соответствии с которыми очень много простых людей получили статус жертв Чернобыля. До сих пор этот синдром очень глубоко сидит в народном сознании и, к сожалению, не только в сознании, но и в подсознании и негативно действует на здоровье людей, а вовсе не прямые последствия аварии.

Наш институт, образованный спустя два года после аварии, этим вопросом занимался профессионально. У нас в начале 90-х годов был создан банк данных по последствиям аварии на ЧАЭС, и вначале Госкомчернобыль, затем МЧС опиралось в значительной мере на данные и анализ, которые проводил институт. Одним из существенных результатов этой работы был разворот государственных чернобыльских программ в сторону реальной помощи населению через социальные проекты. До сих пор раз в пять лет мы выпускаем национальные доклады по последствиям Чернобыля, в которых содержится полная картина того, что случилось после аварии и какие из этого можно сделать выводы. И если возникает необходимость с кем-то поговорить на тему аварии, этой информацией надо владеть.

Мне кажется, что для специалиста, ученого это и есть главный вывод, правило номер один: говорить с людьми на такие острые темы надо только тогда, когда у вас багаж профессиональных знаний как минимум на порядок больше, чем у ваших собеседников, и при этом вы можете эти знания донести до людей доступным языком.

А.Р. — Наверное, многие видели телевизионные кадры, как вы с бывшим тогда главой Росатома Сергеем Кириенко докладываете Владимиру Путину о ситуации после аварии на японской АЭС "Фукусима-1" в марте 2011 года. На основе чего был сделан и озвучен вывод специалистов, что России ничего не угрожает?

Л.Б. — Я прекрасно помню, как все происходило. Так случилось, что в момент аварии я с представителями руководства Росатома был в это время в Вашингтоне, где мы договаривались о научно-техническом сотрудничестве по новым реакторам. И когда мне позвонили мои сотрудники и рассказали, что случилось в Японии, я понял, почему большая часть американцев исчезла из комнаты переговоров – бросились разбираться с ситуацией. А я позвонил коллегам в Москву и попросил, давайте просчитаем совершенно невозможный сценарий, когда на всех шести энергоблоках "Фукусимы-1" расплавляется активная зона в ядерных реакторах, оболочки блоков одновременно взлетают на воздух из-за взрыва скопившегося под ними водорода, все радиоактивные продукты попадают в атмосферу, а ветер дует точно на Владивосток, доносит радиоактивное облако до нашего Приморья и когда оно туда приходит, в этот момент проливается дождь и все выпадает на территорию города.

Понятно, что в жизни так не бывает, но этот сценарий соответствует предельному сценарию, то есть самому худшему, что можно придумать в страшном сне. Специалисты ИБРАЭ быстро все подсчитали и получили ответ, что даже в этом случае доза, получаемая детьми на щитовидную железу, а это самое чувствительное место в организмах этой самой чувствительной группы населения, составит 10 миллизивертов. Но это незначительная величина с точки зрения каких-либо последствий. Справки на основе нашего прогноза были написаны и направлены во все необходимые ведомства.

Информация, что "любимый город может спать спокойно", была сразу донесена до высшего руководства страны. Вместе с Сергеем Владиленовичем Кириенко мы ездили к Президенту Владимиру Владимировичу Путину, рассказывали, что в России все нормально, что единственное, нужно народ всячески успокаивать, а для этого самый правильный способ — давать максимально полную информацию.

А.Р. — Как дальше шла работа?

Л.Б. — Наши рекомендации были приняты, информация о радиационной обстановке снималась в 400 точках наблюдения, и по всем каналам – на телевидении, радио, бегущей строкой, в газетах, в интернете — эта информация распространялась по всему Дальнему Востоку. Буквально из каждого утюга ведущие эксперты объясняли на всю страну, как, что, сколько зивертов, сколько миллизивертов и почему это ничем не грозит.

И буквально в течение недели страхи поутихли, и социологические опросы, которые проводились в нашей стране до аварии на Фукусиме и после нее, показали, что доверие населения к атомной энергетике хотя и просело поначалу на несколько процентов, но затем довольно быстро восстановилось. И связано это прежде всего с грамотно проведенной массированной информационной работой, которую запустили на самом высоком уровне.

Зачем я все это рассказываю про Фукусиму? Бывают истории неудач, бывают истории успехов. Вот публичная реакция наших специалистов на ситуацию с Фукусимой, безусловно, история успеха, поскольку работа с населением была поручена самым высококвалифицированным специалистам и они не спустя рукава, а по-честному, с фактами, с картинками, с графиками, с таблицами рассказывали подробно о существе дела.

А.Р. — А что, у вас были и неуспехи?

Л.Б. — Да, есть в летописи ИБРАЭ и история неудачи. Институт был только что создан, и тогдашний министр среднего машиностроения Лев Дмитриевич Рябев попросил ИБРАЭ, как независимую от атомной промышленности научную организацию, возглавить и провести экспертизу безопасности проекта возможной достройки Ростовской АЭС. И мы с невероятным энтузиазмом взялись за эту работу, многократно ездили в Ростов, собирали местных специалистов, казачество, "зеленых", привлекли зарубежных атомщиков и, несмотря на все затраченные усилия, с треском провалились.

А.Р. — Но почему?

Л.Б. — На общественных слушаниях выглядевшая явно полусумасшедшей дама из Челябинска "сделала" нас своими демагогическими выступлениями. Чернобыль был еще свеж в памяти, ошибки, допущенные властью, не были забыты, и эти настроения в обществе сказались на решении очень важного вопроса – постройка Ростовской АЭС, а следовательно, дополнительное энергоснабжение большого района страны, была отложена до конца 1990-х годов. Хотя с нашей стороны, как я оцениваю сейчас, легковесности в аргументах не было, просто не имелось еще опыта работы в таких ситуациях, а вот к моменту Фукусимы этот опыт уже был.

Я еще приведу пару примеров. Один из них — это история с рутением. Два года назад мы этим очень активно занимались. Как вы помните, у нас и за границей поднималась шумиха по поводу радиоактивного изотопа рутений-106, который якобы улетел с предприятия Росатома "Маяк" на Южном Урале. И поднялись крики, что Россия, как СССР с Чернобылем, всю информацию замолчала, никакие сведения в МАГАТЭ не давала, в то время как в Европе измерения показывали то-то и то-то, что наверняка произошла аварийная ситуация и если в Европе такие показания, то на Южном Урале катастрофа, нужно людей эвакуировать, спасать, а злобные русские молчат, ничего не делают.

Меня тогда попросили создать и возглавить международную комиссию, которая с этой ситуацией разобралась бы. А ситуация была очень непростой, поскольку нужно было успокоить и свое население, и европейское. Мы собрали авторитетную международную комиссию, работали и с "Маяком", чтобы вопрос до конца прояснить, вплоть до того, что организовали дополнительные измерения с участием Росгидромета и медицинского центра имени Бурназяна ФМБА.

Мы объехали территории вокруг "Маяка", отобрали пробы по всем правилам комиссионным образом и отправили их в Санкт-Петербург, где был сверхчувствительный спектрометр. Там пробы промерили и показали, что вокруг "Маяка" никакого аномального загрязнения нет. После этого мы собрали всю базу данных по европейским и по российским измерениям и выложили, как говорится, все карты на стол.

И хотя настроенность у европейского сообщества была доказать, что виноват именно "Маяк", но все-таки есть профессиональная научная этика. В результате наша комиссия выпустила заключение, что мы не можем сказать, откуда в воздух вылетел рутений, но представленные данные показывают, что это полетело не с "Маяка". Хотя, конечно, определенная публика не успокоилась и уже в этом году, спустя полтора года после завершения работы комиссии, в американском журнале появились две статьи, что все-таки это был "Маяк", хоть и без каких-либо новых сведений. К сожалению, данные прямых измерений вокруг "Маяка" в этих статьях были опущены, хотя среди авторов и были сотрудники уважаемых организаций, работавших в нашей международной комиссии.

Не часто, но бывает, когда политическая мотивация сильнее научной этики.

А.Р. — И как потом сами авторы вам в глаза смотрели?

Л.Б. — Я потом поговорил с руководителем одного из зарубежных институтов, который имел отношение к написанию статьи, спросил: "Как же так, ученые вместе все выяснили, есть же официальные результаты, а вы опять?" Мой коллега чувствовал себя очень неудобно, поскольку против истины сложно возражать. Я рассматриваю эту историю как историю успеха, поскольку наезд на Россию был очень основательный, и если бы мы не выстроили защиту, то еще долго расхлебывали бы обвинения в деяниях империи зла, в которую нашу страну на Западе пытаются превратить.

Второй пример из жизни – то, что случилось в августе в Архангельской области. Подчеркну, что в зоне ответственности нашего института находится защита населения и окружающей среды при авариях и инцидентах в гражданском секторе. То, что происходило там на военном полигоне, безусловно, не гражданская тематика, и мы к информации об этом не допущены. И это правильно, поэтому мы можем говорить только о радиационной обстановке в местах проживания населения, о чем мы знаем лучше, чем другие, основываясь на фактах.

Мы отследили ситуацию вне полигона. Специалисты ИБРАЭ работали в Архангельской области над совершенствованием системы радиационного мониторинга работ по утилизации выведенного из эксплуатации атомного подводного флота. Эта система сработала, она показала, что 8 августа в Северодвинске на полтора часа поднимался фон и поднимался существенным образом — в 16 раз. Но опасно ли это для здоровья населения?

А.Р. — Ну это всегда зависит от того, насколько долго держались те или иные значения.

Л.Б. — Именно! И если помножить тот максимальный фон на время, пока он существовал, это дает дополнительную дозу заметно меньшую, чем мы получаем в самолете, когда летим из Москвы в Петербург. Такая добавка как-нибудь влияет на здоровье населения? Нет. И справка об этом была немедленно составлена и отправлена в администрацию Архангельской области и другие структуры. И потом на основании этих заключений и архангельские, и северодвинские структуры объясняли населению, что ничего не произошло, что для здоровья нет опасности.

А ситуация в информационном плане была непростой. Начались сразу публикации в разных СМИ, в социальных сетях, с рассуждениями, а что там взорвалось, а почему от граждан опять скрывают подробности радиационной угрозы. Все это было не то что недостойно, а просто низко – ведь там случилась трагедия, погибли люди. Потом американцы выступали с заявлениями.

А.Р. — Как вы полагаете, подогрел ли ситуацию сериал "Чернобыль", вышедший незадолго до этого? Фильм, мягко говоря, не встретил от участников событий 1986 года лестных отзывов в части того, что касалось причин аварии и ликвидации ее последствий. Но зато появилось много, как это называется, диванных экспертов, не имеющих отношения к атомной отрасли, но которые принялись рассуждать, а вот в Чернобыле виноваты те-то и те-то и вообще, надо было нажимать на кнопки вот так, а не иначе, ну и тому подобное. Ваше мнение?

Л.Б. — Главное, что мне не понравилось как ликвидатору 1986 года, искаженная атмосфера, в которой разворачиваются события в этом безусловно оказывающем воздействие сериале. В действительности ликвидаторы спасали отечество и весь мир и делали это по убеждению, а не по приказам киношных придурков-начальников или за стакан водки. (Между прочим, в зоне ликвидации последствий аварии был сухой закон.) Многие мои коллеги рвались в Чернобыль, как в свое время на фронт. И эти патриотические настроения были облиты грязью. Обидно.

Конечно, такой эмоциональный фон тоже сыграл свою роль. Но вот что я хочу подчеркнуть в связи со всем валом слухов и домыслов. Я считаю, что взрослым людям нельзя забывать, что в мире идет противостояние, в котором огромная роль отведена информационным воздействиям. И любой ситуацией, в которой у нас возникают какие-то нелады, наши недруги немедленно воспользуются и будут стараться направить ее против нас. Именно поэтому возникала тема с рутением, именно поэтому шло запугивание населения после трагедии под Северодвинском.

Все эти появляющиеся темы, касающиеся рутения, трагедии на полигоне, звенья одной цепи. И нужно четко отдавать себе отчет, что те, кто, не будучи профессионалом в области ядерной и радиационной безопасности, начинает даже не тиражировать, а просто обсуждать все эти вещи, невольно оказываются по ту сторону баррикад. Кто-то подобную информацию распространяет на западные деньги и таких, увы, немало, и не только в Москве. Но, к сожалению, есть существенно большая часть наших граждан, которые невольно делают то, что как раз и нужно заказчикам — своим, простите, бездумным трепом, не принимая во внимание доводы специалистов, подрывают доверие к голосу специалистов. Кроме того, это играет и против атомной отрасли – одной из самых главных, опорных отраслей страны. А все вместе это бьет по государству.

Источник: РИА Новости

Карта сайта | Связаться с нами