«Причины многих современных технологических катастроф, процесс их развития, следствия — все это уже неоднократно описано. Авария развивается по определенным стадиям. Сначала количественное накопление ошибок, потом некий инициирующий момент, образование нештатной ситуации, потом — непредвиденные действия персонала по стабилизации ситуации, и аварийный процесс оказывается необратимым. Так было в Бхопале, так было и в Чернобыле…»

академик В. А. Легасов

Как только стали известны характер разрушений и некоторые подробности аварии, возникло множество версий и сценариев развития событий, с помощью которых делались попытки понять и объяснить случившееся. Среди этих версий и сценариев были и достаточно «фантастические», и весьма правдоподобные. Большая часть из них отпала по мере получения дополнительной информации с аварийного энергоблока или в процессе детального анализа.

В 1986—1990 гг. была проведена большая работа по уточнению параметров состояния четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС перед аварией, обработке имеющейся фактической информации системы контроля о процессе протекания аварии, анализу состояния энергоблока после аварии и математическому моделированию первой фазы аварии.

Расходясь в деталях, специалисты единодушны в одном: причины аварии в техническом несовершенстве конструкций реактора в сочетании с ошибочными действиями персонала, вплоть до нарушения правил безопасности, и в небрежении широкого круга лиц, включая и руководство страны, к установленным правилам и нормам.

Наиболее полно и точно через 10 лет после аварии этот вывод был сформулирован на международной конференции «Десять лет после Чернобыля — итоги последствий аварии», состоявшейся в Вене (Австрия) в апреле 1996 г.: «Основные причины Чернобыльской аварии заключались в совпадении серьезных недостатков в проектах конструкции реактора и системы его остановки с нарушениями правил эксплуатации. Недостаток „культуры безопасности“ в соответствующих организациях в Советском Союзе привел к неспособности исправить данные проектные дефекты, даже несмотря на то, что они были известны до аварии».

Приведем вкратце основные события, предшествовавшие аварии. Перед плановой остановкой блока было решено проверить способность вращающегося по инерции турбогенератора вырабатывать электроэнергию для обеспечения минимальных потребностей станции в аварийных условиях обесточивания до включения резервных дизельных электрогенераторов. Проведение таких экспериментов не запрещалось. Они проводились и раньше, в частности, дважды на Чернобыльской АЭС и, в конечном счете, были направлены на повышение противоаварийной готовности. Однако на этот раз персонал допустил ряд нарушений правил техники безопасности: отключение системы противоаварийного охлаждения реактора, блокировку системы защиты реактора по уровню воды и давлению пара в барабан-сепараторе. Программой предусматривалось проведение испытаний турбогенератора при тепловой мощности 700 МВт. Блок начал процедуру остановки для проведения планово-предупредительного ремонта в час ночи 25 апреля. С этого момента он формально был выведен из общеэнергетической системы и находился в подчинении только руководства АЭС. Однако к 13 часам 25 апреля, т.е. через 12 часов постепенного снижения мощности, по просьбе диспетчера Киевэнерго задержать остановку второго турбогенератора было приостановлено снижение мощности на несколько часов (это не вписывалось в регламент эксплуатации реактора). В процессе подготовки к испытаниям реактор в результате провалился в «ксеноновую яму», мощность упала до 30 МВт, и чтобы хоть как-то «спасти» запланированный эксперимент, персонал пошел еще на целый ряд нарушений техники безопасности, подняв недопустимо большую часть поглощающих стержней и значительно уменьшив запас реактивности, чтобы стабилизировать мощность на уровне 200 МВт(т).

Но «ксеноновое отравление» продолжалось, и для подъема мощности до требуемого уровня операторы еще уменьшили количество поглощающих стержней. Подключение к 6-ти работающим главным циркуляционным насосам (ГЦН) еще 2-х для надежного охлаждения АЗ реактора привело к тому, что увеличение расхода воды через реактор уменьшило парообразование, снизило давление пара и опасно изменило ряд основных параметров реактора. Операторы пытались вручную поддерживать эти параметры, но их усилия оказались малоэффективными. Реактор попал в столь неустойчивое состояние, что его требовалось немедленно остановить. Тем не менее, в 1 час 23 мин. 04 сек была прекращена подача пара на турбогенератор, и испытания начались при мощности 200 МВт. Почти сразу же мощность реактора начала нарастать, и по одной из версий, в 1 час. 23 мин. 40 сек оператор нажал кнопку АЗ5, чтобы заглушить реактор, введя все поглощающие стержни. Стержни под действием силы тяжести пошли вниз, но не успели дойти до нужной отметки. Дальше последовательно прогремело два взрыва, о причинах и характеристиках которых до настоящего времени не существует непротиворечивых версий. 4-й блок ЧАЭС перестал существовать как атомный реактор.

В отличие от действий операторов блока, приведших к аварии, однозначно восстановить картину физических событий в аварийном реакторе было крайне сложно. Первая проблема — оценка выброшенного топлива: где оно, сколько было выброшено и сколько его осталось? Ответив на этот вопрос, можно было пытаться восстановить физическую картину происшедшего.

Какие данные были доступны в то время? Было известно содержание топлива к моменту аварии: сколько радионуклидов было наработано, какие и т.д. Летучие изотопы йода и цезия от большой температуры во время взрыва испарялись из топлива. Даже из того топлива, которое осталось в здании. Главный вопрос был, где находятся уран и плутоний? Как известно, плутоний — не гамма-излучатель, а радиохимические анализы проб занимают огромное количество времени, организовать все это быстро было невозможно. К середине мая была получена первая оценка: выброшенного топлива было 6 тонн — 3%. Почти в то же время появились другие оценки — от 25 до 40 тонн. Т.е. расхождение почти в 7 раз. Было решено провести разведку на промплощадке, хотя было очевидно, что большого скопления топлива в близком окружении здания и в машинных залах нет.

Чтобы предотвратить огромные дозы при проведении детальной разведки, были испробованы разные способы опосредованного измерения радиоактивности, но до создания «Укрытия» точного ответа, где и в каком состоянии находится топливо, так и не появилось. Когда был построен саркофаг, в Чернобыль была организована экспедиция Курчатовского института. В ней принимали участие и многие другие институты, а также огромная строительная организация Минсредмаша. Внутри четвертого блока были пробурены 140 скважин во все помещения и в шахту реактора. По показаниям приборов, в каждой из скважин были составлены объемные карты. Сегодня общепринятая оценка выброшенного топлива составляет (3,5±0,5) %, она была подтверждена академиком С. Т. Беляевым на симпозиуме в РАН, посвященном 15-ой годовщине аварии на ЧАЭС.

Что же произошло в реакторе? Тепловые взрывы: в реакторе началось интенсивное парообразование, произошло повышение температуры, что привело к разогреву ядерного топлива, разрушению оболочек, в которых оно находилось. Началось бурное вскипание находящейся в аппарате воды (теплоносителя), куда попали частицы разрушенного топлива. Возникли пароциркониевая и другие экзотермические химические реакции. В ректоре резко повысилось давление, под воздействием которого он разрушился. В результате происшедших экзотермических реакций в аппарате образовалась содержащая водород и окись углерода смесь газов. И после разгерметизации реактора, при их смешении с кислородом воздуха это, вероятнее всего, привело к другому взрыву. О силе теплового взрыва внутри реактора говорит хотя бы тот факт, что в результате его воздействия была сдвинута и опрокинута крышка реактора, которая весит не одну тысячу тонн.

Но помимо этой официальной версии были и продолжают появляться другие, начиная от диверсии западных спецслужб и кончая локальным всплеском сейсмоактивности под зданием 4-го блока. Большинство из них не выдержало проверку временем. Но то, что отдельные документальные факты остаются не до конца объясненными с точки зрения общепринятой версии, оставляет почву для поиска все новых и новых версий причин и протекающих процессов с содержимым 4-го энергоблока.

Весьма спорная, но не лишенная интереса гипотеза выдвигается К. П. Чечеровым, одним из ведущих специалистов российского научного центра «Курчатовский институт». Занимаясь более 10 лет поисками топлива в шахте реактора и восстановлением картины событий той ночи, Константин Петрович Чечеров утверждает, что главной причиной аварии было электротехническое оборудование: взрыв во время проведения эксперимента был неминуем, он фактически запрограммирован в конструкции электротехнического оборудования. По этому сценарию взрыв активной зоны произошел в воздухе над шахтой реактора, при этом были развиты температуры, приведшие к диспергированию (возможно, большей) части материалов активной зоны, а также испарению части ядерного топлива (до 90 %). В растёкшихся и затвердевших в подреакторных помещениях расплавах, содержащих топливо, находится не более 9ё13% от первоначальной загрузки ядерного топлива в активную зону.

«Чернобыль — это катастрофа русской ментальности. Это — судьба России путешествовать в двух культурах. Между атомом и лопатой».

Александр Ревальский, историк.

Взвесить роль человеческого фактора непросто. На заседании МАГАТЭ, состоявшемся в августе 1986 г., многое говорилось об ответственности операторов АЭС, конструкционным недостаткам самого реактора отводилась второстепенная роль. Позже основной упор был перенесен на дефекты конструкции, и меньший — на действия операторов. Официально было отмечено, что операторы не были оповещены об особенностях реактора и не осознавали, что проводимое испытание могло вплотную подвести реактор к состоянию, близкому к взрыву.

До сих пор среди специалистов идут дебаты о том, насколько обоснованы обвинения в адрес персонала станции. В защиту ораторов приводятся разные доводы. В любом случае действия персонала были неадекватными фактическим характеристикам реактора. А это — прямое следствие того «недостатка „культуры безопасности“ в соответствующих организациях в Советском Союзе», который был отмечен международным сообществом в качестве одной из причин аварии.

Недостаток «культуры безопасности» корнями уходит в советскую историю. С одной стороны, создание новой атомной техники шло такими стремительными темпами, что неизбежно возникло отставание в формировании технологического мышления у широких слоев населения. С другой стороны, советская система настойчиво воспитывала человека по мичуринской формуле: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». Не будучи подкрепленной соответствующей культурной традицией, эта позиция, очевидно, ведет на путь воинствующего невежества.

Кроме того, не последнюю роль сыграло традиционно советское отношение к дисциплине, которая воспринималась скорее как репрессивный инструмент, а не как необходимый элемент безопасности. Здесь можно вспомнить неправомерное вмешательство диспетчера Киевэнерго, нерегламентное поведение Дятлова, например, по отношению к начальнику смены IV энергоблока Акимову и т.д. без остановки.

Понимание этих глубинных причин аварии начало выкристаллизовываться в обществе только спустя годы, в процессе общественного самопознания. Вначале Чернобыль воспринимался как роковая случайность, сегодня преобладает мнение о неизбежности и даже закономерности случившейся аварии. «Мы все шли к этой катастрофе», гласит новая чернобыльская мудрость. Процесс самопознания продолжается, и точку ставить еще рано…

Подготовлено по материалам

С. В. Панченко