В развитии поставарийной ситуации выделяют несколько фаз:

1-я фаза «быстрого реагирования», обычно короткая, соответствующая времени осуществления экстренных мер по ликвидации ЧП. На этой стадии информация, при всей ее оперативности, как правило неточна;

2-я «героическая» фаза, также достаточно короткая, в течение которой население остро реагирует на принуждение; население согласно временно подвергаться определенному риску, но одновременно поднимает вопрос об ответственности за случившееся;

3-я фаза «приемлемости» — период нормализации с постепенным уменьшением нервозности и беспокойства.

Мировой опыт показывает, что позиция властей и их решения в течение первых двух фаз во многом определяют поведение населения и в дальнейшем интенсивность его будущих реакций. Известна и так называемая схема усиления, когда драматизация событий прессой и телевидением инициирует активное участие местных политических лидеров, которое только усугубляет беспокойство общества. В чернобыльской эпопее, в силу исторического совпадения аварии с началом крупнейших политических изменений в СССР, роль средств массовой информации (СМИ) оказалась еще более драматичной.

Информационная политика в первые два года после Чернобыльской аварии, к сожалению, строилась на традиционных для Советского Союза принципах, а именно на замалчивании и искажении фактов. Абсолютно все СМИ являлись послушным рупором властей. Крайне негативную роль сыграло отсутствие научной базы информирования населения в случае масштабных аварий, а также отсутствие демократического опыта влияния на общественное мнение.

В этот период в информационной политике государства было несколько переломных точек, которые отражали кардинальные перемены в социально-политической жизни общества. На фазе «быстрого реагирования» информация из официальных источников была запоздавшей и крайне скупой. Позиция властей изменялась в три этапа:

I. информационный вакуум: 26.04—28.04.1986. Первое сообщение по припятскому радио передано спустя 36 часов после аварии, перед началом эвакуации, а первая краткая информация по радио и телевидению — спустя 68 часов.

II. информационная блокада: 29.04—6.05.1986. 29 апреля в центральной прессе опубликовано сообщение об аварии, игнорирующее опасность и исключительную природу события, сообщение об аварии передано в МАГАТЭ, на месте аварии начаты работы по защите населения (2 мая начата эвакуация из 30-км зоны).

III. информационный прорыв: 06.05—15.05.1986.

6 мая — первая пресс конференция в Москве, 8 мая — выступление министра здравоохранения УССР по Украинскому телевидению, посещение района ЧАЭС генеральным директором МАГАТЭ, 14 мая — выступление генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева по радио и телевидению. Информация о радиационной обстановке, касающаяся белорусских и российских территорий, сведена к минимуму.

Вслед за этим начата мощная пропагандистская кампания. Героизм участников ЛПА является основной темой в СМИ. Их работа сравнивается с подвигом народа в Великой Отечественной войне. Власти через СМИ начинают и контрпропаганду, нацеленную на дискредитацию безопасности атомной энергетики за рубежом, подрывая тем самым доверие к международным организациям. Однако вплоть до 1989 г. в СМИ практически не освещались проводимые работы по защите населения. При реализации контрмер (переселение, различные ограничения) ограничивались распространением памяток и инструкций, как правило, запретительного характера.

При недостатке официальной информации поползли самые разнообразные слухи. Однако это никак не повлияло на позицию властей. Наоборот, в конце июня были начаты меры по усилению режима секретности. Они касались сведений об аварии, о результатах лечения и о загрязнении территорий, запрета на посещение иностранными репортерами 30-км зоны. В момент катастрофы советские традиции секретности были сильно укоренившимися, несмотря на провозглашение политики «гласности». Это объясняет попытку властей на начальном этапе ликвидировать ЧП, не считаясь ни с какими затратами, чтобы скрыть ее масштаб и характер. Тем не менее, под угрозой политической изоляции со стороны запада, на государственном уровне принято решение о представлении детального доклада для специальной сессии Генеральной конференции МАГАТЭ. Первоначально предполагалось опубликовать всю эту информацию в СМИ в СССР. Однако в последующем эти материалы получили гриф «для служебного пользования». Отсутствие публикаций о детальном положении дел на загрязненных территориях характерно до начала 1989 г. В это время для СМИ характерны выступления ведущих медиков и радиологов страны, в которых даются взвешенные прогнозы последствий аварии. Однако они носят чрезмерно общий, неконкретный характер, поскольку детальная информация засекречена.

К этому времени защитные меры (переселение и др.) в той или иной мере затронули около полумиллиона жителей страны, количество привлеченных, зачастую принудительно, к работам в зоне ЧАЭС к весне 1989 г. уже достигло 250 тыс. человек. Рассказы очевидцев противоречат официальной успокоительной информации. Среди населения растет беспокойство, которому не вполне обоснованно дают название «радиофобии».

В начале 1989 г. политическая ситуация в стране начала принципиально изменяться. Одной из первых тем, по поводу которых СМИ получили возможность открыто высказывать свое мнение, стали экология в целом и Чернобыль в частности, как не несущие опасности сохраняющейся монопольной власти КПСС. В марте 1989 г. с темы была снята секретность, были опубликованы карты радиоактивного загрязнения территорий. В чернобыльской эпопее начался информационный бум (март 1989—1991 гг.). Сохранявшееся табу на публичный анализ роли КПСС в истории страны и в последствиях Чернобыльской аварии существенно повлияло на содержание информации в СМИ. Чернобыльская тема стала одной из немногих, в рамках которой, хотя и не прямо, можно было критиковать власть. Приближавшиеся выборы в органы законодательной власти, впервые проводившиеся на альтернативной основе, давали шанс выйти в политику многим лицам. Многие воспользовались этой возможностью, сделав журналистскую и политическую карьеру на чернобыльской теме.

Наряду с этим тема ответственности Москвы за многолетнее угнетение, как и за Чернобыль, вошла в арсенал политических движений, начавших борьбу за национальную независимость Белоруссии и Украины. Поток весьма эмоциональной, но, как правило, непрофессиональной, тенденциозной, а иногда и фальсифицированной информации, обрушившийся на общественность, падал на благодатную почву. Общественность, давно привыкшая не доверять властям, склонна была более верить самым пессимистическим прогнозам и слухам о медицинских последствиях. Публикации, в которых специалисты пытались противостоять психозу и дать реальную оценку ситуации, появлялись, как правило, лишь в научных изданиях и оставались практически неизвестными для широкой общественности. Газеты и журналы, экраны ТВ заполонили фотографии больных детей и сельскохозяйственных животных с тяжелыми врожденными уродствами.

Сторонниками такого информационного наступления были, несомненно, и представители администрации пострадавших регионов, поскольку степень тяжести ситуации определяла объем финансирования регионов (чем хуже, тем лучше). Ситуацию усугубило еще и то, что КПСС, почувствовав опасность в данной теме для сохранения своей власти, решило переложить ответственность на ведомства, организации и специалистов, непосредственно участвовавших в противоаварийных работах. Очередной съезд КПСС поручил Генеральной прокуратуре возбудить уголовное дело по поводу несвоевременно принятых мер по защите населения. При этом было забыто, что первые годы непосредственное руководство всеми работами по ликвидации последствий аварии осуществляла оперативная группа Политбюро ЦК КПСС. Особенно ожесточенной критике в СМИ подверглась позиция НКРЗ СССР, разработавшей концепцию безопасного проживания на загрязненной территории. На фоне оценки концепции ведущими зарубежными учеными как неоправданно осторожной в СМИ «Концепция 35 бэр» объявлялась бесчеловечной, уничтожающей генофонд нации, преступной и т.д.

Заняв позицию беспристрастного судьи и одновременно явно выражая недоверие собственным специалистам, Правительство СССР обратилось в 1989 г. к международному сообществу с просьбой о проведении международной экспертизы. В журналистском освещении проведенной международной экспертизы проявился свойственный начальному периоду либерализации СМИ чисто конъюнктурный подход. Положительное освещение работы международных экспертов сразу сменилось на весьма критичное, как только прозвучал вывод о том, что принимаемые в СССР меры радиационной защиты не просто достаточны, а даже во многом избыточны.

В результате такой общественной дискуссии к тому времени, когда должна была бы наступить «фаза приемлемости», развитие общественной реакции на аварию пошло в прямо противоположном направлении. К 5-ой годовщине аварии противостояние общественности и властей достигло апогея. В СМИ чернобыльская авария оценивается как один из самых больших «грехов» властей за последние годы. Соответственно, власти готовы пойти на любые уступки в данной проблеме. Верховные Советы Украины, Белоруссии, России и СССР вопреки мнению специалистов и рекомендациям международных экспертов приняли Законы о социальной защите пострадавших от катастрофы лиц. Эти законы многократно расширяли зоны проведения противоаварийных мероприятий, в экономическом плане привели к необоснованному отчуждению больших сельскохозяйственных территорий и деградации хозяйственно-экономических комплексов, к неоправданным материальным потерям и финансовым расходам, в психосоциальном плане — к росту страха и озабоченности среди населения загрязненных территорий.

Для этого периода характерна практически полная закрытость СМИ для специалистов. Попытки высказать свое мнение в СМИ могли быть предприняты только депутатами, среди которых было немного разбиравшихся в сути проблемы. Характерна попытка известного ученого, народного депутата СССР, академика Соколова-Петрянова обратить во время обсуждения закона внимание депутатов на несопоставимость затрачиваемых средств с риском в сравнении с расходами на дорожное строительство и риском смерти от ДТП. Без каких-либо аргументов его позиция была охарактеризована в СМИ как кощунственная и бесчеловечная.

Следующий период можно охарактеризовать как информационное насыщение. В этот период в материалах периодической печати сама авария отошла на второй план, а на первом — трагедия населения, оказавшегося в зоне повышенного загрязнения, его здоровье, социально-психологическое, экономическое и экологическое положение. Обсуждение проблем Чернобыля ведут в основном местная и региональная печать. В центральной печати чернобыльские материалы появляются главным образом в апреле, накануне очередной годовщины.

Власти, озабоченные завоеванием голосов избирателей, начали осознавать серьезность социально-психологической ситуации на загрязненных территориях только к 1992—93 гг. В этот период специалистами стали проводиться регулярные социологические исследования на загрязненных территориях. Российской научной комиссией разрабатывается новая концепция, которая предполагает многократное снижение зон проведения противоаварийных мероприятий. Ее позиция находит поддержку в Правительстве, однако решительному изменению практики проведения противоаварийных мероприятий препятствует действующий закон и конфронтация Правительства и Государственной думы.

В результате сокращения финансирования чернобыльских программ после 1995 г. перестали проводиться социологические исследования в чернобыльской зоне. Правительство, решая острейшие проблемы бюджетного дефицита, берет на вооружение дозовую концепцию и подготавливает изменения в Чернобыльском законодательстве. Предпринятая в 1998 г. попытка явочным порядком сократить перечень населенных пунктов, относящихся к зоне радиоактивного загрязнения, встречает жесткий отпор населения и местных властей, поскольку речь идет о сокращении выплат из федерального бюджета. В разные инстанции направляются многочисленные жалобы, в судах рассматриваются иски о защите конституционных прав пострадавшего населения. В некоторых районах местные власти выделяют из своих бюджетных средств деньги на закупку оборудования и организуют независимые измерения уровней загрязнения почвы и продуктов питания. При этом, естественно, выявляются расхождения между данными федеральной системы радиологического мониторинга и местных санитарных служб, и в нескольких случаях населенным пунктам по решению суда возвращается чернобыльский статус.

Итак, через 15 лет после аварии общество снова в тупике. Ни одну из сторон не устраивает существующее положение. При этом вопрос о выявлении реального ущерба здоровью от воздействия радиации интересует общество в несравнимо меньшей степени, чем вопросы материальной компенсации. Ни у населения, ни у властей нет сомнения, что чернобыльские выплаты — это компенсация за радиационное воздействие. Для большинства жителей чернобыльской зоны нанесенный радиацией вред здоровью — это неоспоримый факт. Хотя с этим фактом уже давно примирились, экономическая сторона вопроса продолжает оставаться актуальной. Материальная компенсация — это постоянно действующая мера, и, естественно, люди хотят, чтобы она оставалась долговременной. Власти же, ссылаясь на ученых, говорят о том, что в подавляющем большинстве случаев не ожидается вреда здоровью, поэтому и платить вроде бы не за что.

По-видимому, выход из чернобыльского кризиса может быть найден только тогда, когда государство открыто признает свою ответственность и готовность компенсировать нерадиационный ущерб, нанесенный населению в результате Чернобыльской аварии.

Подготовлено по материалам И. И. Линге, Е. М. Мелиховой (ИБРАЭ РАН).